I see a red door and I want it painted black

No colors anymore I want them to turn black

I see the girls walk by dressed in their summer clothes

I have to turn my head until my darkness goes

Rolling Stones "Paint in Black

У американского режиссера Стэнли Кубрика был, как минимум один замечательный талант: если он в своем творчестве подбирался к теме, в которой уже пытались до этого самоутверждаться другие постановщики, то обычно сразу же закрывал ее, делая такой фильм, что после него уже было глупо пытаться сказать, что-то новое. Глупо исследовать природу людского безумия после "Сияния", нелепо снимать антиутопии после "Заводного апельсина", бессмысленно пытаться преуспеть в философской кинофантастики после "2001: Космическая одиссея".... Все фильмы мастера получались очень разными, и лишь военной тематике он посвятил целых два фильма "Тропы славы" — о Первой мировой войне,( фильм был снят настолько жестко, что в течение 30 лет был запрещен к показу во Франции) и "Цельнометаллическую оболочку" — о Вьетнаме.

Впрочем, все творчество Кубрика было настолько глобально, что неразумно сводить его тематику к узким рамкам одной войны: этот фильм скорее повествует о войне, как феномене, людском ремесле и будет актуален до тех пор, пока на этой планете окончательно не стихнут последние автоматные очереди — иными словами, всегда.

Кубрик словно берется полемизировать с популярными в Голливуде армейскими "мыльными операми" типа "Офицер и джентльмен" Тэйлора Хэкфорда и вышедшей в том же году "Гряде разбитых сердец" Клинта Иствуда, где суровый, но справедливый Сержант ( канонический образ для голливудского военного кино) путем изнуряющей муштры, делает из кучки раздолбаев Настоящих Мужчин. В фильме Кубрика, тот же Сержант, инструктор Хартман (лучшая роль Р.Ли Эрми) выступает олицетворением гигантского конвейера по безотходному перерабатыванию людей в придаток, часть армейского вооружения — пули с цельнометаллической оболочкой, которыми Система уничтожает своих врагов. Аллегория, как нельзя более точная: в отличие, от настоящих орудий убийства (автоматов, винтовок), новобранцы олицетворяют лишь расходный материал, годный для однократного использования — как та самая пуля, пробивающая насквозь противника и тут же деформированная о ближайшую стену. Такая же участь ждет и всех новобранцев — выпущенные в своего противника, они в итоге обречены на смерть.

У Кубрика армия предельно обезличена. Забудьте свои имена и фамилии, откликайтесь на клички, смотрите вперед, равняйтесь на, грудь — колесом, и на любое издевательство гавкайте неизменное "Сэр, есть, сэр!". Главное: не думать, за тебя уже обо всем подумал твой взводный командир.

Система унификации человека в подобие спички, лежащей в коробке вместе с другими, шестеренки в смазанном моторе армейской системы, изображена со всей пугающей достоверностью. Инструктор Хартман — идеальный боевой робот, запрограммированный на доведение людей до собственного состояния. Когда рядовой Пайл, прозванный "Гомером Кучей"( так звали персонажа комедийно-агитационного сериала про американскую морскую пехоту — налицо, злая ирония режиссера) кладет винтовку не на то плечо, Хартман бросает ему самое чудовищное, на его взгляд обвинение: "Ты, что хочешь выделиться? Хочешь быть не таким как все?" Как же так: ты не хочешь стоять аккуратным строем, рядом с другими патронами? Не хочешь лежать в своем коробке с другими спичками? Пытаешься разрушить так любимую нами гармонию и порядок? Протащим сквозь строй, на примере ненависти к тебе, сплотим местный «коллектив`из людей, которые боятся выделиться из толпы. Не мы сами — командование и сержант, а эта толпа тебя раздавит в паническом страхе, завтра оказаться на твоем месте!

Абсолютно безумные, наполненные жаждой чужой смерти,глаза Пайла символизируют окончательное завершение трансформации из улыбающегося застенчивого юноши в покрытую оболчкой пулю. Впрочем, полагаю, что при иных обстоятельствах, Сержант мог бы гордиться своим лучшим творением. Заряд ненависти ко всему живому, старательно упакованный внутрь, на деле оказался настолько ядреным, что не дотерпел до линии фронта. При ином раскладе, он точно бы стал героем войны.

Вторая часть описывает будни пули по кличке Шутник после прибытия во Вьетнам. Он откровенно скучает на должности репортера армейской газеты, его тянет туда, где стреляют и убивают. Однако, как вскоре предстоит ему выяснить, та безжалостная учебка смогла вытравить из них все человеческое, но отнюдь, не превратила в неуязвимых суперменов. И эта элита пачками гибнет от рук необученных вьетнамских крестьян. В самый ответственный момент переклинивает автомат — и нереальный супермен, бахвалящийся в камеру, что хотел бы стать первым парнем на деревне, убившим вьетнамца, в мнгонвение ока, становится похожим на испуганную маленькую девочку. Окончательный выбор, принятое решение, пролитая первая кровь под восторженные вопли сослуживцев, и взгляд сержанта Шутника уже не отличить от так пугавшего его ранее, взгляда рядового Пайла. Акклиматизация окончена, добро пожаловать в строй, боец!

ЦО — это крик души гуманиста и интеллектуала, художественный протест против зомбирования, стирания различий между людьми и превращения их в орудия убийства. Чем на гражданке смогут заняться люди, расстреливающие из пулемета толпы крестьян, играющие в футбол человеческой головой (эту сцену пришлось вырезать из фильма), собирающие для коллекции отрезанные человеческие уши ( реальная практика вьетнамской войны- армия платила деньги за каждую пару)? Где, кроме этого искусственно организованного ада, найдется место "рожденному убивать", который способен мыслить лишь категориями насилия и смерти? Нигде. Они оказываются выброшенными из нормальной человеческой жизни, способные жить лишь в этой стихии, на новой войне, в новом конфликте. Если нет подходящего — организуем. Машина смерти никогда не должна ржаветь, в противном случае она пойдет по пути рядового Пайла и обернет все, чему ее обучали против собственных учителей.

В этом главное отличие ЦО от прочих фильмов на вьетнамскую тему : если для других режиссеров, интерес представлял именно вьетнамский конфликт с его реалиями, то для Кубрика, он — лишь повод поговорить о системе, принудительно воспитывающей в своих гражданах культ насилия. Холодно выстроенный и безупречно сыгранный, фильм является закономерным продолжением темы, начатой в "Заводном апельсине" и ставит современному обществу безжалостный и неизлечимый диагноз "Передозировка жестокости", симптомом которого и являются бесконечные прошлые, нынешние и будущие войны. Лекарства нет, с момента выхода фильма прошло уже 22 года, и с каждым из них, болезнь лишь прогрессирует.

И ныне, где-то далеко, а может и на соседней улице, люди в касках смотрят на других кровожадной улыбкой сержанта Животного, весело развлекаются с трупами убитых врагов, идут строем сквозь сожженую деревню, крича во все горло выученные в учебке, речевки. И разносятся сверху те же строки из старой песни:

Я смотрю в себя и вижу, что моё сердце чёрное

Я вижу свою красную дверь, которую я просто обязан покрасить чёрным

Может быть, тогда я исчезну, и мне не придётся смотреть в лицо фактам

Не так уж легко смириться, когда весь твой мир чёрный